Настоящим трудом мы ставили перед собой задачу восстановить считающуюся утраченной «Летопись великих князей литовских».

 

«Летопись великих князей литовских» дошла до нас только в качестве переписанных с нее копий (Виленская летопись Авраамки, Слуцкая летопись, Супральская летопись). Иными словами, «Летопись великих князей литовских» присутствует в трех основных источниках, и очевидные тождества текстов этих источников дают полное право считать, что основанием для написания этих трех исторических документов был единый не дошедший до нас источник, получивший условное название «Летопись великих князей литовских».

 

Впервые название «Летопись великих князей литовских» было введено в 1854 году исследователем А. Н. Поповым, впервые опубликовавшим первые 76 листов Слуцкой летописи, представлявшей собой часть «Летописи великих князей литовских». Очевидно, что это название он взял из «Супральской летописи», где имеется одноименный подзаголовок, за которым следует начало «Летописи великих князей литовских». Он же выдвинул гипотезу, что «Летопись великих князей литовских» написана в 1420-ых годах на старобелорусском языке (западном диалекте старорусского языка) в Смоленске с использованием материалов, написанных в 1390-ых годах. Однако настоящим исследованием мы обоснованно существенно обновляем датировку написания «Летописи великих князей литовских», о чем ниже.

 

Таким образом, «Летопись великих князей литовских» действительно существовала и являлась фундаментальным историческим трудом, послужившим базисом для более поздних исторических трудов. В частности, на основании ее писаны наиважнейшие фундаментальные конволютивные труды по истории ВКЛ, как-то Хроника Быховца и «Хроника Польская, Литовская, Жмудская и всей Руси» М. Стрыйковского.

 

Для восстановления «Летописи великих князей литовских» в единый смысловой документ нами были использованы Виленская летопись Авраамки, как самое достоверное и полное ее начало, и Слуцкая летопись, как самое достоверное и полное ее окончание. Таким образом, «Летопись великих князей литовских» свободно формируется в единый смысловой документ как совокупность Виленской летописи Авраамки и Слуцкой летописи, обоснование ниже.

 

Попытаемся ответить на следующий немаловажный вопрос: какими же копиями с утраченного оригинала являются Виленская летопись Авраамки и Слуцкая летопись?

 

Виленская летопись Авраамки и Слуцкая летопись имеют очевидные стилистические отличия, исходя из чего мы делаем единственно возможный вывод: переписчики использовали разные источники, то есть переписывали материал с разных копий. Этим и объясняются синтаксические отличия: кто-то из предыдущих переписчиков не отличался старательностью и вносил в текст свои незначительные интерпретации. Возникает следующий вопрос: в какую копию эти изменения вносились?

 

И на этот вопрос мы вынуждены ответить следующим образом: изменения вносились в обе копии, послужившие оригиналами для Виленской летописи Авраамки и Слуцкой летописи. Обе летописи полны незначительными дополнениями, что противоречит идее об общем едином первоисточнике. Это видно на примере следующей единой смысловой фразы:

 

СЛУЦКАЯ ЛЕТОПИСЬ ОРИГИНАЛ: «Тое ж зимы на весну князь великии Витовт идЂ в землю Подольскую.»

 

ВИЛЕНСКАЯ ЛЕТОПИСЬ АВРААМКИ ОРИГИНАЛ: «Тое же зимы великыи князь Витовт поиде взмя землю Подольскую.»

 

Мы видим, что Слуцкая летопись дополнена словом «весной», Виленская летопись дополнена словом «пошел брать» вместо «пошел». Если бы перед глазами простого писаря Авраамки было бы слово «весной», он бы и переписал бы его в точности точно также. Но в копии перед глазами Авраамки этого слова не было, это упустил предыдущий переписчик. Также и для Слуцкого переписчика: есть огромная разница между «идти в Подолье» и «пошел брать Подолье». Мало вероятно, что это сделали они, мы считаем это интерпретациями предыдущих переписчиков.

 

Вместе с тем при сопоставлении дат, описанных в «Летописи великих князей литовских» (крайний 1446 год) с датами написания Виленской летописи Авраамки (1495 год) и Слуцкой летописи (1525 год), мы предполагаем, что это были первые копии с оригинала. То есть и Слуцкая летопись и Виленская летопись Авраамки есть не что иное, как третьи копии утраченной «Летописи великих князей литовских».

 

1. «Летопись великих князей литовских» действительно существовала как единый исторический документ.

 

2. «Летопись великих князей литовских» свободно формируется в единый смысловой документ как совокупность Виленской летописи Авраамки и Слуцкой летописи.

 

3. Предлагаемый читателям стилистический перевод «Летописи великих князей литовских» есть только третья копия с утраченного оригинала.

 

 

 

Виленская летопись Авраамки написана «... в 7003 (1495) году написана была эта книга, называемая летописью, в городе Смоленске, при княжении великого князя Александра, изволением Божьим и повелением господина владыки епископа Смоленского Иосифа, рукой многогрешного раба Божьего Авраамки ...». Хроника представляет собой сборник-конволют, в которой выделяют две части: древнее основание (листы 1-435), датируемого 1469-1475 годами, и последующая часть (л. 436-450), написанная самим Авраамкой в Смоленске в 1495 году.

 

Первая часть летописи представляет собой прямое переписывание или компиляцию широко известных базовых хроник: текст Палеи, извлечение из гипотетического Свода 1448 года, Новгородская 5-ая летопись, комиссионный список Новгородской 1-ой летописи, фрагмент Новгородской 4-ой летописи. Так как Виленская летопись Авраамки только переписывает или компилирует более весомые первоисточники, эта ее часть редко используется исторической наукой и представляет собой интерес не столько исторический, сколько культурный. Переписчик первой части неизвестен.

 

Куда более ценна вторая часть, писанная рукой самого Смоленского писаря Авраамки. Начиная с 437 листа, и до конца рукописи он стал переписывать не дошедшую до нас «Летопись великих князей литовских». Эта часть писана белорусским полууставом. Именно Виленскую летопись Авраамки мы считаем документом, который с минимальным количеством ошибок и наиболее достоверно передает ее начало (в Слуцкой летописи, например, начало утеряно). Этот вывод мы делаем на основании следующих фактов:

 

- «Летопись великих князей литовских» в версии Авраамки начинается сразу после первой части, к ней не относящейся, что прямо указывает на то, что начало летописи не утеряно;

 

-  переписчик Авраамка начал свое писание явно с первого текстового знака, который был у него перед глазами, так как начало его версии «Летописи великих князей литовских» является бесспорным смысловым и стилистическим началом всего повествования;

 

- начало «Летописи великих князей литовских» в версии Виленской летописи Авраамки полностью совпадает с аналогичным началом Супральской летописи, где оно имеет соответствующий подзаголовок - «Летопись великих князей литовских».

 

Таким образом, писец Смоленский Авраамка, слепо переписывая ранний первоисточник, донес до нас куда более важный исторический документ, теперь считающийся утраченным, - самое начало «Летописи великих князей литовских». Иными словами, мы считаем, что Виленская летопись Авраамки есть не что иное, как начальная часть утраченной «Летописи великих князей литовских».

 

 

 

Слуцкая летопись писана белорусским полууставом и делится на две части. B первой части на листах 1–76 изложены события, происходившие в Великом Княжестве Литовском. Во второй части (листы 76–106) находится самостоятельное летописание, отделенное от первой части подзаголовком «Летописецъ o великом князи московскомъ, како далеки от роду Володимирова». Вторая часть заканчивается описанием нашествия Батыя.

 

Летопись писана в Слуцке, на что указывают записи на некоторых листах о событиях, происходящих в Слуцке и о которых мог знать только местный житель. Известно, что в апреле 1542 года она была давно написана, наиболее вероятной датой ее составления исследователи считают 1525 год.

 

Таким образом, в Слуцкой летописи мы имеем первую часть, хронологически более позднюю, чем вторая. А этот факт говорит только о том, что в первой части был переписан более ранний первоисточник в полном объеме, была поставлена точка, и только после этой точки летописец приступил к описанию более ранних событий из совершенно других первоисточников. На основании этого факта Слуцкая летопись выбрана нами в качестве документа, полностью передающего нам окончание «Летописи великих князей литовских», так как ее начало в Слуцкой летописи утеряно.

 

 

 

Вся «Летопись великих князей литовских» без особого труда делится на пять частей.

 

Первая часть представлена периодом от начала повествования примерно в 1341 году и до слов «Лето 6903 [1395]. Бои были между царем Тимур-Кутлугом с Тохтамышем ...». Вторая часть заканчивается описанием событий 1401 года. Несмотря на то, что летописание первой части летописи охватывает целых 54 года, по неточному и общему стилю изложения можно заключить, что писано оно в основном по памяти и по неким другим источникам. Непосредственное летописание охватывает не более 30 лет.

 

О том, что летопись до 1401 года вели два разных автора, свидетельствует эпизод с взятием Смоленска, который описан дважды. И, что самое важное, оба варианта этого события фактически опровергают друг друга, так как, во-первых, ему предшествовали различные события, во-вторых, события разворачивались по совершенно разным сценариям, и, в-третьих, далее по тексту присутствует уточнение, которое вообще ставит под сомнение сам факт взятия Смоленска.

 

Версия первая. «Как вышел из земли немецкой князь великий Витовт на великое княжение, то отпустил отца [приближенного] своего, князя Глеба Святославовича в Смоленск на великое княжение, а князю Юрию Святославовичу дал город Рославль. Князь Глеб, правя в Смоленске, начал быть непослушным великому князю Витовту. Тогда князь великий Витовт послов своих послал к нему с предложениями, он же [Глеб] не пожелал исправиться. Тогда князь великий Витовт со всеми силами пошел к городу Смоленску на князя Глеба Святославовича и как только подошел к Смоленску, так Глеб сдался вместе с городом Смоленском. Князь же великий Витовт дал город Смоленск держать князю Манту и Василию Борейковичу».

 

Версия вторая. «В том же году князь Витовт пришел к Смоленску [никоим образом не из немецкой земли], и прежде всего громко сказал: «На Тимур-Кутлуга иду» [до сражения с Тимур-Кутлугом оставалось два года и десять месяцев]. И выехал к нему князь Глеб Святославович с немногочисленной свитой. Он же [Витовт] честен был и, одарив любовью, отпустил его, сказав ему: «Могут выехать все князья братья [твои] ко мне с любовью без опасения. Слышал я, что между вас нет единства и честности, велико отсутствие дружбы. И когда будет между вами разговор и чью сторону признавать, то вы на меня сошлитесь, как на третьего. А я вас честно рассужу». И таким образом сделал хитрость и вызвал их из города лестью. Они же ему поверили и выехали к нему с дарами, все братья Святославовичи и все смоленские князья со всеми своими боярами, так что не остался ни один в городе. Он же [Витовт] схватил их всех, князей смоленских, и послал их в свою землю Литовскую, а сам пригород [Смоленска] сжег и много людей пленил, и все княжество Смоленское взял себе, и наместника своего посадил, князя Амонта да Василия Борейкова»

 

Взятие Смоленска Витовтом датируется 28 сентябрем 1395 года, после которой в обеих версиях Глеб Святославович никак не мог являться князем Смоленска. Однако в итоге мы читаем, что среди убитых князей в битве с Тимур-Кутлуем на Ворскле тремя годами позднее присутствует «князь Глеб Святославович смоленский», что совершенно не вяжется ни с первой, ни со второй версией.

 

Совершенно очевидно, что эпизод с взятием Смоленска указывает на двух авторов при условии, что второй автор делал собственное конволютивное сочинение поверх первого автора и даже не удосужился его верифицировать на предмет тавтологии. Вторая версия более правдоподобна, так как содержит массу уточняющих данных и смысловые нюансы, которые мог знать только очевидец.

 

К слову заметим, что в данном случае более верными являются Хроника Быховца и «Хроника Польская, Литовская, Жмудская и всей Руси» М. Стрыйковского, которые этот сомнительный эпизод вообще упускают и превращают повествование в четкую хронологию.

 

Самая короткая третья часть включает в себя интервал с 1401 по 1418 годы и состоит только из пяти небольших хронологически перемешанных записей. Эта часть является наименее информативной, записи отрывочны и скупы.

 

Четвертая часть начинается со слов «Когда господином на Литовской земле был князь великий Ольгерд», то есть возврат во времена Ольгерда после 1418 года является очевидным признаком автора номер четыре. Это самый профессиональный летописец, его мысль стройна, причинно-следственные связи четкие, стилистический переход от скупого третьего автора очевиден.

 

Пятая часть представляет собой краткое резюме четвертой части и состоит из десяти абзацев. И хотя стилистика последней части резко контрастирует с предыдущей, более вероятно, что автор четвертой и пятой частей – одно лицо. Это были его фактически предсмертные строки, о чем свидетельствуют следующие факты: во-первых, хронологическая смесь событий изложена стилем и словами четвертого автора, и, во-вторых, предпоследняя фраза летописи «... в том же [1446] году был сильный мор в Смоленске ...». После этого летопись обрывается, далее ее никто не дополнял, пятого автора не нашлось. Очевидно, что последний четвертый летописец, автор четвертой части, перед смертью сумел окончить летопись последними десятью абзацами, и сам скончался от описанного же им «мора (эпидемии) в Смоленске» в 1446 году.

 

В целом же стилистические переходы между частями проявляются настолько четко и резко, что это наталкивает только на следующее логическое заключение: летописание прерывалось со смертью летописца, его дело продолжал следующий. И так до 1446 года, когда замены уже не нашлось.

 

Кем же они были, безымянные авторы «Летописи великих князей литовских»?

 

Ответ на этот вопрос совершенно очевиден – это православные служители, с огромной долей вероятности, что монахи какого-то монастыря. Об этом свидетельствует их великолепная осведомленность о деяниях православных сановников, например в 1420-1421 годах четко описан маршрут митрополита Фотия.

 

Также читаем следующее: «... тем же годом перед Покровом за две ночи [21 октября] поколебалась земля ночью, храмы колебались как колыбели [было землетрясение] ...». Именно храмы, не дома, не замки, автор был свидетелем этого, а так описать землетрясение мог только священнослужитель.

 

Самый интересный вопрос, на который предстоит ответить, это где же была написана «Летопись великих князей литовских»? И здесь альтернативного ответа быть не может, кроме как: «Летопись великих князей литовских» написана в Смоленске. В доказательство своей версии тезисно изложим следующие доказательства.

 

1. Близость Москвы от места летописания.

 

Авторы проявляют прекрасную осведомленность о событиях, происходивших в восточных землях, например: «... тем же летом [1416 года] был сильный мор в [Великом] Новгороде от [болезни] желез, и в Ладоге, и в Руси, и в Порхове, и в Пскове, и в Торжке, и в Твери, и в Дмитровграде ...». Также Московские события описаны довольно подробно, что может быть только при условии усиленных контактов с ней.

 

2. Затмение 1415 года.

 

«... в лето 6923 [1415] года в месяце июне седьмого числа на святого Федота солнце в изгибе скрыло лучи свои от земли в четыре часа дня в год святой обедни, и звезды явились как в ночи ... Тогда было великому князю Василию Дмитриевичу [московскому] 26 [лет] на великом княжении. В том же году сгорела Москва и Смоленск... ». Это затмение описывал очевидец, полное затмение 1415 года было видно только в северных широтах Москвы и Смоленска.

 

3. Уникальные записи очевидца о событиях в Смоленске.

 

Вся летопись изобилует подробностями, касаемыми жизни Смоленска.

 

«... а в то время Смоленском управлял от Жигимонта пан Андрей Исаакович, и начал приводить он к клятве смолян ...», далее цитируется его речь. Вся дальнейшая история могла быть писана только в Смоленске, только смолянином, и только очевидцем. Учитывая, что это почти окончание летописи, уже можно заключить, что и ранние ее части также формировались в Смоленске.

 

«... в ту же осень на Филипповы запусты [1 ноября новый стиль] пришло войско литовское к Смоленску и стояло полторы недели ...». Это писал тот, кто считал дни осады.

 

«... в том же году [1446] был сильный мор в Смоленске ...». Маловероятно, что мор (эпидемия) случился только в Смоленске, но автор знал только о том, что мор случился там, где он жил.

 

«... княжил великий князь Свидригайло два года без двух месяцев и при своем княжении отпустил смоленского владыку Герасима в Константинополь митрополитом ...». Среди всех деяний Скиргайло автор заметил только то, что касалось православной жизни Смоленска.

 

Автор прекрасно знал князей рода Логвеня, правивших в Смоленске и Мстиславле: «... в году 6919 [1411] родился князь Логвень сын Ярослава на Копорье [название местности], назван при крещении Федором ...». Такие мелкие нюансы совершенно не вписываются в перечень описываемых великих событий, однако для автора это кажется важным.

 

«... в ту же зиму послал князь [Витовт] Семена Логвеня со многими вооруженными смоленскими силами на князя Олега рязанского. И пленил большое множество Рязанской земли, и возвратился с победой [Семен Логвень] обратно. Тогда же была зима очень холодной ...». И эти строки могут принадлежать только очевидцу.

 

4. Сейм ВКЛ называется по-русински радой. Смоленск во все времена считался Русским городом, а в противовес этому в ВКЛ никогда не было русинской рады, а всегда был сейм.

 

5. При прочтении событий, происходящих в ВКЛ западнее Борисова, складывается впечатление, что авторы совершенно не ориентируются, где они происходили.

 

«... не дойдя до Вильни шесть миль, стал в Ошмянах ...». От Ошмян до Вильни 55 километров, спутать такую разницу по меркам 15 века просто невозможно, об этом нужно просто не знать вообще.

 

«... за полторы мили от Вильни заночевал в Рудомине [Рудишки-Рудишкес] ...». Также невозможно спутать полторы мили и 35 километров реального расстояния.

 

«... оттуда пошел к Молодечно ... а других поймали на Копачах ...». Битва была у Молодечно, а пленных ловили у Копачей. Расстояние между Молодечно (Минская область соответствующий район) и Копачами (Гродненская область Мостовский район) около 260 километров по прямой, при этом другого населенного пункта, подходящего под летописное оригинальное «Капачи» в Беларуси нет.

 

6. Виленская летопись Авраамки писана в Смоленске через 49 лет после окончания «Летописи великих князей литовских». Этот факт также является косвенным подтверждением Смоленских корней этого труда, в таком случае Смоленские писцы размножали и распространяли копии исчезнувшей «Летописи великих князей литовских».

4.3. РЕЗЮМЕ

 

1. В составлении «Летописи великих князей литовских» участвовали четыре автора.

 

Первый описал события с 1341 до 1395 года (летописание всего 54 года, собственного около 30 лет).

 

Второй описал события до 1401 года (летописание 6 лет).

 

Третий описал события до 1418 года (летописание 17 лет).

 

Четвертый описал события до 1446 года (летописание 28 лет).

 

Всего летопись охватывает период в 105 лет.

 

2. Каждая часть летописания заканчивалась со смертью летописца, его дело продолжал следующий.

 

3. Авторами являлись монахи Смоленского монастыря, передававшие дело написания летописи из поколения в поколение. В 1446 году эта цепочка оборвалась.

 

4. Эти же Смоленские монахи методом переписывания и распространяли «Летопись великих князей литовских» по всей территории ВКЛ.

 

 

 

По началу описания гражданской войны между Ягайло и Витовтом можно очень четко определить границу Литвы и Жемайтии. Из описания маневров двух противоборствующих сил ясно следует, что Троки, Вильня, Брест, Гродно автор с Жемайтией никоим образом не отождествляет. Далее Кейстут «... поехал в Жемайтию ...», при этом до Жемайтии у него был следующий маршрут: Вильня – Новогрудок – Гродно, то есть он поехал в Жемайтию из Гродно. Учитывая, что сын его Витовт бежал от наступавших сил Ягайло в Брест из Троков, которые не являлись Жемайтией, и туда никак не мог поехать его отец Кейстут, под Жемайтией понимались земли к северу от Гродно и Троков.

 

Что и доказывает следующее повествование: «... князь великий Кейстут, собрав всех своих жемайтов, пошел к реке Вилии, а князь великий Витовт, собрав всю свою рать отчизны своей, пошел из Гродно навстречу отцу своему, и сошлись они на Вилии за две мили выше Ковно ...». При этом Вильня и Троки были уже в руках Ягайло. То есть войска Кейстута и Витовта сошлись на Жемайтской земле у Ковно, из чего следует, что граница между Литвой и Жемайтией пролегала где-то между Троками и Ковно. Акцентируем внимание на факте, что Троки для авторов летописи являлись Литвой следующими цитатами: «... Отойдя от города Смоленска, великий князь Скиргайло пошел в свою землю Литовскую, и начал жить в Троках ...» и «... в Литовской земле в Tpoках были ...».

 

К слову отметим, что Жемайтия кроме как в этом эпизоде летописи больше не упоминается. Авторы «Летописи великих князей литовских» в рамках ВКЛ прибегали исключительно к двум этническим понятиям – Литва и Русь. А следующей своей репликой они явно показывают, что не имеют понятия ни о какой-такой бесправной Жемайтии: «... рада же великого княжества литовского, князья и паны всей земли [русской и литовской], договорились и взяли из Польши королевича Казимира на великое княжение Литовское, и посадили его с почестями в столичном городе Вильне, на всей Русской земле ...».

 

Жемайтия из Смоленска совершенно не была видна, дальше Троков авторы не знали земель, Вилкомир (современный Укмерге) и Ковно (современный Каунас) ими вспоминаются только в связи с великими битвами.

 

Что же подразумевали авторы под понятием «вся Русская земля» в цитате «... договорились и взяли из Польши королевича Казимира на великое княжение Литовское, и посадили его с почестями в столичном городе Вильне, на всей Русской земле ...». Какую они понимали территорию под термином Русская земля?

 

 «Летопись великих князей литовских» является, пожалуй, единственным историческим документом, который дает на этот вопрос довольно четкий ответ.

 

К основным Русским городам на территории ВКЛ авторы относят в первую очередь три основных города, что неоднократно подчеркивают: Полоцк, Витебск, Смоленск.

 

«... Князь же великий Витовт взял город Витебск и вернулся обратно в Литву ...».

 

«... Тогда князь великий Витовт со всеми силами пошел к городу Смоленску на князя Глеба Святославовича и как только подошел к Смоленску, так Глеб сдался вместе с городом Смоленском ... Сам же князь великий Витовт вернулся в Литовскую землю ...».

 

«... Уже взял Литовскую землю по реку Вилию, и город Полоцк отдался ему [Витовту] ...».

 

Летопись относит к Руси также следующие земли: «... князь великий Витовт ... собрал епископов русских в землях его живущих: Феодосия полоцкого грека, Исакия черниговского, Дионисия луцкого, Харитона владимир-волынского, Ефима туровского и те епископы поставили Киевским митрополитом болгарина Григория Цамблака ...». Иными словами, в понятие Русь входили также Волынь (Луцк и Владимир-Волынский), север Украины (Чернигов и Киев), юг Гомельской области (Туров).

 

К Руси в летописи присоединены и ряд второстепенных городов: Брянск как подконтрольный Смоленску город, Орша и Лукомль как первые Русские города на пути в Русь на северо-восток, Мстиславль как первый Русский город по пути в Русь с запада.

 

Но самое главное заключено в следующей фразе: «... тогда [в 1432 году] пришел Свидригайло на Полоцк и на Смоленск, и князья с боярами русскими посадили князя Свидригайло на великое княжение Русское ...». Иными словами, для авторов владение этими двумя городами было достаточным и необходимым условием, чтобы именоваться великим князем Русским. По ходу повествования все авторы летописи этот факт только подтверждают – в их понятии именно эти два города (вместе с соседним Витебском) и являлись оплотом Руси, все остальные города играли второстепенную роль, в том числе и Киев, который в контексте «отношения к Литве или Руси» вообще не рассматривается.

 

Границы Литвы и Руси легко прочерчиваются на современной карте при описании гражданской войны ВКЛ между князем Свидригайло, олицетворявшим Русь, и Сигизмундом Кейстутовичем (в летописи Жигимонтом), олицетворявшим Литву. Суть войны для средних веков проста: великого князя Свидригайло спустя «... два года без двух месяцев ...» (в 1432 году) отстранили от великого княжества в пользу Сигизмунда. Свидригайло с этим не согласился и начал кровопролитную войну за восстановление своих прав.

 

Эту войну прекрасно характеризует следующая цитата из летописи: «... князь великий Жигимонт собрал всю свою силу литовскую и послал сына своего князя Михаила на Русь ...», то есть на Свидригайло.

 

Исход войны известен: после сдачи Смоленска (и Брянска, что следует по контексту в других местах, где Брянск представлен как подконтрольный Смоленску город), после дальнейшей сдачи Полоцка и Витебска в 1435 году «... начал князь великий Жигимонт княжить на великом княжении Литовском и Русском ...». Иными словами эти три города являлись необходимым и достаточным условием для того, чтобы считать, что Русские земли снова вошли в состав ВКЛ.

 

Именно описание маневров противоборствующих сторон в этой войне при использовании других данных летописи дают нам право очертить границу между Литвой и Русью в ВКЛ середины 15 века (смотри резюме).

 

1. «Летопись великих князей литовских» является, пожалуй, единственным историческим документом, который довольно четко прочерчивает границы Жемайтии, Литвы и Руси.

 

2. Граница между Литвой и Жемайтией проходила к северу от Гродно и к северу от Троков, где-то между Ковно и Троками.

 

3. Под Великим Княжеством Русским авторы летописи понимали исключительно Полоцк, Витебск и Смоленск. Остальные русские земли ими рассматривались как второстепенные.

 

4. К Руси авторы относят (с севера на юг): Витебскую область с Полоцкой землей, Смоленскую область, Брянскую область, самый восток Могилевской области, восточную и южную части Гомельской области, Черниговскую область, Луцкую (Волынскую) область, далее на юг со всей Киевской областью. Данные о том, что Могилев относился к Литве, подтверждаются дополнительным источником - Баркулабовской летописью.

 

 

 

В качестве вступления приведем три цитаты.

 

«... князь великий Витовт в великий четверг послал от себя двух человек, Дмитрия и Данилу, и им сказал: «Будете служить Кондрату Прусу, воеводе кременецкому, а когда я к городу приду, то вы ворота отоприте, а мост положите ...».

 

«... В том же году князь Витовт пришел к Смоленску, и прежде всего громко сказал: «На Тимур-Кутлуга иду». И выехал к нему князь Глеб Святославович с немногочисленной свитой. Он же [Витовт] честен был и, одарив любовью, отпустил его, сказав ему: «Могут выехать все князья братья [твои] ко мне с любовью без опасения. Слышал я, что между вас нет единства и честности, велико отсутствие дружбы. И когда будет между вами разговор и чью сторону признавать, то вы на мене сошлитесь, как на третьего. А я вас честно рассужу ...».

 

«... бояре же смоленские приехали из Литвы [с рады-сейма] к Смоленску, но черные люди не пустили их в город ...».

 

Особо отметим очевидное:

 

- в приведенных цитатах, как и в летописи в целом, ни разу не упомянуты ни Витовтас, ни Дмитриус, ни Данилас, ни Кондратис Прусис, ни Смоленскас, ни тем более Глебас Святославовичюс;

 

- смоленские бояре на сейме ВКЛ прекрасно понимали, что там говорилось, обходясь без толмачей-переводчиков, о которых не упомянуто нигде;

 

- смоленский князь Глеб Станиславович никак не мог знать Жемайтского языка, это ему никак не мешало понимать Великого Князя Витовта в личной беседе;

 

- смоленские монахи, записавшие эти беседы, понятия не имели не только о Жемайтском языке, но и о том, где она находится – Жемайтия какая-то;

 

- все описанные в приведенных цитатах действующие лица, в том числе смоленские монахи, записавшие эти события, прекрасно друг друга понимали, понимали вплоть до смысловых нюансов и оттенков.

 

Итак, для граждан всех государств, кроме Республики Летува, ответ на риторический вопрос «На каком языке говорил Великий Князь Литовский Витовт?» совершенно очевиден. Однако попытаемся уточнить, какой именно этот язык, ведь «Летопись великих князей литовских» дает на это достаточно четкий ответ.

 

Для этого напомним, что всеми глубокоуважаемыми исследователями единогласно признано следующее:

 

- язык летописания определен как «белорусский полуустав» (или «белорусская скоропись» у некоторых авторов, что в нашем контексте несущественно);

 

- летопись изобилует белорусизмами, и их апогей приходится на один из смоленских диалогов: «... вели дворяномь своим убиратися во изброи, a мы с тобою. Чи лепши датися им y рукы ...».

 

Последняя цитата на русский язык переводится как «...Вели дворянам своим вооружаться, и мы c тобой. Это лучше, чем даться им в руки ...», а по-беларуски она звучит как «... велi дваранам сваiм прыбiрацца у зброю, i мы з табой. Гэта лепш, чым дацца iм у рукi ...».

 

Из логической очевидности ответа сразу переходим к выводам.

 

1. Русь в лице Смоленска и Литва в лице Великого Князя Витовта говорили на одном языке.

 

2. В ВКЛ в конце 14 – начале 15 веков разговорным языком был западный диалект русинского языка (старобелорусский), основанный на русинском языке.

 

 

В. Антипов

 

г. Минск, март 2011 г.

 

dodontitikaka@mail.ru