ДОПОЛНЕНИЕ 1. «Хроника Быховца» утверждает, что Ольгерд самолично отвечал послам Дмитрия Ивановича Московского: «... и Князь Великий Ольгерд вынул из огнива губку и кремень, и зажег губку, и дал послу, и сказал так: "Дай это государю и скажи ему, что у нас в Литве огонь есть, а что он извещает меня [о том], что хочет быть в моей земле после красной весны, после тихого лета, то я даст бог у него буду на пасху и поцелую его красным яйцом сквозь щит сулицей и с Божьей помощью к городу его Москве копье свое прислоню, потому что не тот воин, кто воюет в удобное время, но тот воин, кто в неподходящее время воюет со своими противниками". И отпустив посла, собрал все войска свои Литовские и Русские и пошел из Витебска прямо на Москву ...».

 

Мы имеем свидетельство разговора Ольгерда с Московскими послами по-славянски, так как очень маловероятно, что хоть кто-то из Московских послов знал хоть несколько слов по-жемайтски (по-летувски).

 

ДОПОЛНЕНИЕ 2. «Хроника Быховца» утверждает, что Ольгерд самолично разговаривал с Дмитрием Ивановичем Московским: «... И затем Князь Великий Ольгерд сказал Великому Князю Московскому: "Хотя мы с тобой замирились, но мне иначе сделать нельзя, и должен я к твоему городу Москве свое копье прислонить, и то отметить, что Князь Великий Литовский и Русский и Жемайтский Ольгерд копье свое к Москве прислонил". И сев на коня, и взяв в руки копье, подъехал к городу и копье свое к стене прислонил, и, отъезжая назад, сказал громким голосом так: "Князь Великий Московский, помни о том, что литовское копье стояло у Москвы! " ...».

 

Мы имеем свидетельство прямого разговора Ольгерда с Дмитрием Ивановичем Московским по-славянски, так как совершенно невероятно, что Великие Князья Московские знали хоть несколько слов по-жемайтски (по-летувски). Но самое важное здесь это реплика, брошенная Ольгердом Москвичам – без всякого сомнения, она была произнесена только на языке, понятном Москвичам, а не Жемайтам (Летувисам).

 

ДОПОЛНЕНИЕ 3. Известны следующие грамоты Ольгерда, сохранившиеся в архивах Российской Федерации: «Докончальные грамоты Великого Князя Ивана Ивановича с Великим Князем Ольгердом и с братом его, с Князем Кейстутом», «Грамота докончальная к Великому Князю Ивану Ивановичу», «Докончальная грамота Великого Князя Ольгерда, и брата его, Князя Кейстута, и Великого Князя Святослава Ивановича с Великим Князем Дмитрием Ивановичем и с братом его, с Князем Владимиром Андреевичем», «Грамоты докончальные Ягайло с Великим Князем Дмитрием Ивановичем», «Грамота от Великого Князя Дмитрия Ивановича и от Князя Владимира Андреевича к свату их, к Великому Князю Ольгерду, и к Великому Князю Кейстуту», «Докончалная грамота Алексея, Митрополита всея Руси, с послами Великого Князя Ольгерда, как они приходили к Великому Князю Дмитрию», «Грамота Великого Князя Дмитрия Ивановича и Великой Княгини Ульяны Ольгердовы», «Докончанье о женитьбе Великого Князя Ягайло Ольгердовича, жениться ему у Великого Князя Дмитрия Ивановича на дочери, а Великому Князю Дмитрию Ивановичу дочь свою за него отдать, а ему, Великому Князю Ягайло, быть в их воле, и креститься в Православную веру, и крестьянство свое объявить во все люди», «Грамота докончальная Великого Князя Дмитрия Ивановича и брата его, Князя Владимира Андреевича, с Великим Князем Андреем Ольгердовичем», «Грамота докончальная Великого Князя Андрея Ольгердовича с Великим Князем Владимиром Андреевичем», «Грамота докончальная Ольгерда с Великим Князем Дмитрием Ивановичем под Любуцком», «Грамота от Великого Князя Ольгерда и от Великого Князя Кейстута к свату [Дмитрию Ивановичу]».

 

Во-первых, все грамоты писаны Славянским письмом и были понятны обеим сторонам.

 

Во-вторых, Ольгерд в 1371 году сватал за Дмитрия Ивановича Московского свою дочь Ульяну Ольгердовну – на каком языке собирались говорить молодожены и совершать обряд венчания в Москве? Кто и где обучил Славянскому языку Ульяну Ольгердовну?

 

В-третьих, дочь Ольгерда Елену Ольгердовну сватали за Владимира Андреевича Серпуховского, двоюродного брата Дмитрия Ивановича Московского – а эта пара на каком языке собиралась разговаривать в быту и венчаться в Серпухове? Кто и где обучил Славянскому языку Елену Ольгердовну?

 

В-четвертых, позже Ягайло Ольгердович брал замуж дочь Дмитрия Ивановича – на каком языке собирались говорить молодожены и свершать обряд в Литве? Совершенно не воспринимается мысль, что молодая жена учила Жемайтский (Летувский) ... в Москве!

 

В-пятых, особо обратим внимание на мирный договор от 1372 года, на знаменитую «Докончальную грамоту Великого Князя Ольгерда, брата его Князя Кейстута и Смоленского Великого Князя Святослава Ивановича с Великим Князем Дмитрием Ивановичем и братом его Владимиром Андреевичем». В ней есть такие слова: «... ежели Ольгерду не понравиться, пусть грамоту отошлет ...», которые косвенно подразумевали, что Ольгерд самолично будет читать положения грамоты и самолично даст ответ. Можно ли доверять Славянским «порабощенным» писарям такое важнейшее дело, как многократную переписку и конечный вариант мирного договора с врагом? Если принять во внимание Летувскую точку зрения, то «Летувис» Ольгерд даже не читал этого писания, а все доверил писарям – и многоразовый перевод, и правку, и стилистику. А если писарь ошибся? Неужели последствия такой ошибки, чреватые кровопролитной войной, Ольгерд бы «списал» на писаря? Ну как же в это можно поверить?

 

2. Самый ранний конволютивный труд по истории ВКЛ Матея Стрыйковского «Хроника Польская, Литовская, Жемайтская и всей Руси», изданный в 1582 году на основании «Annales seu cronicae incliti Regni Poloniae» от 1480 года, называемый обычно «Хроникой Длугоша», упоминает среди прочих вариантов «Миндоф, Мендольф, Мендог, или Миндаг Рингольтович».

 

3. Первого Великого Князя Литовского Миндовга детальным образом характеризуют только два исторических документа – «Великая Польская хроника» и «Галицко-волынская летопись», согласно которым Миндовг:

 

3.1. прибыл со своим войском и, наверняка, с частью простого народа, из Пруссии;

 

3.2. имел Балтские признаки только в своем имени;

 

3.2. во всем остальном имел очевидные Славянские признаки:

 

— разговаривал по-славянски;

 

— имел Славянских военачальников в своем войске;

 

— был в союзе со Славянской Галицией;

 

— имел сестру, вышедшую замуж за Даниила Галицкого;

 

— был в родственных отношениях (неустановленной степени родства) со Славянскими Князьями Булевичами;

 

— его сын Войшелк разговаривал по-славянски, во второй половине жизни стал в Галиции Православным Христианином;

 

— его сын Войшелк имел самые тесные отношения с Галицкими Князьями Василько и Шварном, называя Василько «отцом своим и господином»;

 

— его сын Войшелк на добровольной основе отдал Великое Княжество Галицкому Князю Шварну;

 

— его сын Войшелк на протяжении всей своей жизни одинаково свободно общался как с Русью, так с Литвой и с Миндовгом, что дает основания для следующих трех утверждений: минимального – Войшелк научился говорить по-славянски в юности, максимального – Войшелк научился говорить по-славянски с самого детства, в любом случае – Войшелк научился говорить по-славянски в своем Литовском окружении своего отца Миндовга;

 

 

4. В противовес утверждениям Летувского исторического ревизионизма о Летувском происхождении Миндовга мы, основываясь на данных «Великой Польской хроники» и «Галицко-волынской летописи», с куда большей степенью достоверности можем утверждать следующее:

 

— максимально: мы имеем дело со Славянином Миндовгом Рингольтовичем Булевичем, ушедшим из Пруссии со своим войском в Литву;

 

— минимально: мы имеем дело с Прусским нобилем Миндовгом, ушедшим из Пруссии со своим войском в Литву, где еще в молодости в силу окружавших его обстоятельств принял все Славянские черты;

 

— наиболее приемлемо: мы имеем дело с исходом из Пруссии войска и части народа, это войско и народ было смешанного Славяно-Балтского типа, им руководили нобили Балтского и Славянского происхождения, среди этих нобилей и выделился Миндовг, который еще в молодости в Литве в силу окружавших его обстоятельств принял все Славянские черты.

 

5. Цитата из «Галицко-волынской летописи» о Литве, «по свойски говорящей "Янда, Андай и Дивирикс"», подтверждает основную гипотезу о смешанном Славяно-Балтском этническом составе изначальной летописной Литвы. Двоякое Балтское и Славянское описание Литвы Миндовга свидетельствует в пользу прочного военного союза на языческой основе против Немецкой насильственной христианизации в лице Тевтонского ордена. Этому важнейшему историческому феномену – многолетнему военному союзу языческих этносов – мы отведем значительное место ниже.

 

6. При сравнении летописных этнических признаков Миндовга и Ольгерда мы вправе заключить, что в ранний и средний период развития ВКЛ на протяжении 150 лет:

 

— прослеживается очевидная Славянская детерминанта Великих Князей Литовских;

 

— никакой Летувской детерминанты Великих Князей Литовских не устанавливает ни один исторический источник.

 

— единственным спорным моментом являются языческие Балтские имена Великих Князей Литовских, однако согласно тем же историческим источникам такие имена носили представители всех этносов и выражали принадлежность родителей к языческой вере. Например, «Хроника Быховца» шесть сыновей Кейстута перечисляет так: Витовт-Юрий-Александр. Андрей Горбатый Полоцкий, Сигизмунд, Патрикей, Товтивил, Войдат.

 

7. В заключение не можем не поставить вопрос: так откуда же взялся знаменитый миф Летувского исторического ревизионизма о «Летувском происхождении Великих Князей Литовских»? Где же обоснование этому утверждению – где?

 

Вместо этого история предоставляет нам многочисленные сведения, что Славянский был не только языком официального государственного делопроизводства, но и являлся языком межэтнического общения в ВКЛ. Выделим все места из базовых хроник, по которым можно определить этот межэтнический язык общения.

 

[Петр-1, 11.5], [Петр-1, 12]

 

 

 

 

О цитатах из «Галицко-волынской летописи» мы уже говорили в п. 15.1.1.

 

 

[Л и Ж 4], [Л и Ж 5]

 

 

 

 

[Быховца]: «... И в то время княжил на Литве и в Руси Великий Князь Ольгерд, и Князь Федор Подольский, овладев Подольской землей, не хотел быть вместе с Подольской землей послушным Великому Князю Ольгерду ...». Федор Подольский – один из «Летувских» наместников? И на каком же языке Федор Подольский говорил и с Ольгердом, и с Подолянами? Неужели он владел двумя языками – Славянским и Летувским? Напрашивается куда более глобальный вопрос – на каком языке Ольгерд вообще давал указания своим наместникам в Русские земли? На каком языке они в этой самой Руси говорили?

 

Еще раз приведем цитату из [Князей]. После того, как Поляки предложили свой трон «... он, Великий Князь Ягайло, начал делится радостью с матерью своей, Княгиней Ульяной, и с братьями, и со всеми Князьями и боярами Литовской земли ...». На каком языке делился радостью своей Ягайло с Тверской Княгиней Ульяной? Неужели по-летувски?

 

[Л и Ж]. Уния Польши и Литвы, 1401 год. «... A так записями в Короне [Польше] и Литве то утвердили и паны Коронные Литве, а Литовские паны Коронным присягу дали, что других панов себе не выбирать, только от потомства Ягайло и Витовта [то есть на государственные посты назначать только Поляков и Литвинов]. В то время один чинитель козней в присутствии Королевском [в присутствии Ягайло] имел высказывание о вере в сотворение света и о прегрешении Адамовом. Тогда один Литвин, стоя в костеле, крикнул голосом великим: "Милостивый Король, неправду тот капеллан говорит, будто свет имел быть сотворен, ведь же он человек молодой, а мы далеко его старше, но однако того не помним, а он говорит и сам не знает что". A Король на то усмехнулся, уважил, то ему отвечая: "Не говорит тот капеллан того, что то на его памяти было, но о том, сколько тысяч лет перед его рождением то все Господь Бог сотворил, и есть то написано, что он капеллан и мы читаем сами. Как теперь за твоей памятью что сделается, а будет то записано, будут твои дети и внуки и правнуки, и последующие после нас всех роды читать". И так тот Литвин пришел к памяти и утих, больше не кричал ...».

 

А вот свидетельство, что Григорий Ходкевич самолично разговаривал с Московским перебежчиком боярским сыном Федором Дмитриевичем. «Archiwum książąt Lubartowiczów Sanguszków w Sławucie (Архив Князей Любартовичей-Сангушко в Славуче). В 7 томах. Львов. 1887-1910» том 7 стр. 206 документ CLXX от 28 сентября 1567 года: «... Милостивый пан воевода Браславский, пан и зять [Роман Сангушко], мне особенно милый и ласковый ... Также и Москвитина перебежчика, который в то время из Суши перебежал и с ним эти вести были, именем Федора Дмитриевича, сына боярского, который и передо мной то все так поведывает и докладывает, что все дела те, которые были под Полоцком же, большой весь народ из Старой Руси [имеется ввиду Московия] двинул везде к нам и на седьмой день Князя Великого [Московского] житницы записывают, а сам Князь Великий с войском в Луках будет ... Вашей милости с добрыми желаниями Григорий Ходкевич, пан Виленский ...». Этот документ также свидетельствует, что «пан Виленский Григорий Ходкевич» самостоятельно писал это письмо по-славянски.

Из того же источника приведем еще один документ, свидетельствующий, что не только высшие Литовские чины говорили и писали по-славянски, но Славянским владели и писари. Том 7 стр. 281-282 документ CCXXVIII от 2 сентября 1568 года. Гетман наивысший Великого Княжества Литовского Григорий Ходкевич пишет Роману Сангушко через писаря: «... А до пана Сологуба и пана Тишкевича у той речи пописавши листы мои зашитыи и теж до Бирули и тых Князей, которые по близу Кривины уселости свои мають, уколо доданя и приложена людми ку будованю, и з них копею списавши, для вырозуменя, таким убычаем суть писаны, ку Вашей Милости через тогож писаря Вашей Милости посылаю, которые там Ваша Милость водле зданья и баченья своего межи них роздать будешь рачил. С тым, абы Пан Бог рачил Вашу Милость множить и дортуннить, поспол с Кнегинее малжонкою и потомством Вашей Милости в долгий век, ласце се Вашей Милости пилне поручам ...». Приведенный без изменений текст имеет массу тождеств именно Беларускому языку.

Еще одно свидетельство, что аристократия ВКЛ владела Славянской письменностью. «Опись документов Виленского центрального архива древних актовых книг. Выпуск 10. Акты Брестского городского суда за 1575-1715 годы. № 7027. Вильна. Типография "Артель печатного дела", Виленская, 25. Телефон 199. 1913». Стр. 29, документ 76, 21 апреля 1580 года: «... Богдану Сапеге, на часть детей его, досталось имение в Жемайтии: 1. Местечко Межирячье – с двором, церковью, с костелом Римским и со всеми вещами церковными и костелу Римскому принадлежащими, с двором Ротоловским и принадлежащим к нему фольварком Промядевом и Понеманем ... 3. Пляц в месте Виленском, в заулке между домов гостиным и церковью Святой Троицы, а также в том дворе часть которая была пана Каистрата Шимковича ... Писан в Лисовчичах. Подпись Князя Богдана Сапеги – рукой собственной Русским письмом ...». Этот документ доказывает не только Славянскую грамотность Богдана Сапеги, но и говорит о нем как о Жемайтском крупном землевладельце.

Последние три примера относятся ко времени, когда уже была изобретена Летувская письменность. Однако мы видим, что никто из высших управленцев ВКЛ, очевидных Славян, не собирался ею пользоваться.

Дополнение 14.

 

2. Стереотипными представлениями Петра из Дусбурга были:

 

— Рутены, Псковичи, Литвины и Пруссы могли общаться друг с другом без переводчиков;

 

— ни Литвины, ни Жемайты не знали Польского языка.

 

3. Вместе с тем Петр из Дусбурга совершенно не отвечает на самый главный вопрос – на каком языке общались «Литвины из Жемайтии» с «язычниками этой земли [Жемайтской]», на каком языке командовали Литвины Сурмин и Нода Жемайтским замком Колайне, в котором наверняка были Жемайты. Понятно, что они общались на каком-то одном общепринятом языке, и только по более поздним славяноязычным летописям этот язык общения совершенно очевиден – это Славянский.

 

4. Стереотипным представлением Генриха Латвийского было, что Литвины прекрасно понимали Славянский язык Полоцка.

 

5. Герман Вартберг ввиду своей некомпетентности в отношении Литвы только обозначает, что Немецкий язык был отличен от Славянского.

 

6. Стереотипными представлениями ведущих славяноязычных хроник были:

 

— Великие Князья Литовские говорили по-славянски, а, следовательно, по-славянски говорила вся правящая элита Великого Княжества Литовского;

 

— приближенные Великих Князей Литовских общались с ними по-славянски, что наиболее выразительно отражают эпизоды с Витовтом и Андреем Немирой («Не мири, Князь, не мири!») и Ягайло и неизвестного Литвина («Тогда один Литвин, стоя в костеле, крикнул»). Великие Князья Литовские воспринимали это как естественный процесс, прекрасно понимали эту речь, отвечали им на том же языке, что и отразили Славянские писари.

 

7. В заключение не можем не поставить вопрос: так откуда же взялся знаменитый миф Летувского исторического ревизионизма о «Летувском разговорном языке Великих Князей Литовских»? Где же обоснование этому утверждению – где?

 

В заключение не можем не поставить вопрос: так откуда же взялся знаменитый миф Летувского исторического ревизионизма о «Летувских высших должностных лицах, управлявших ВКЛ»? Где же обоснование этому утверждению – где?

 

Напротив, исторические документы утверждают диаметрально противоположное – в меньшей части случаев этническую принадлежность Литовских наместников невозможно определить (преимущественно ранний период развития ВКЛ), в большей части случаев это были лица с явными Славянскими признаками (преимущественно средний и поздний периоды развития ВКЛ).

 

Литовские наместники встречаются в ведущих внешних первоисточниках.

 

[Петр] свидетельствует, что в 1307 году «... один Литвин по имени Спудо, старший над замком Путеникка [в Жемайтии], ревнитель веры и Христиан, повелел брату Вольцу, вышеупомянутому комтуру ...». В 1290 году Литвин «... Сурмин, тамошний кастелян [замка Колайне, находившегося в Жемайтии], призвав к себе жителей замка, обсудил с ними, как бы обмануть братьев ...». Этот Сурмин послал отряд, которым командовал «... один Литвин по имени Нода, доблестный муж ...». Определить этническую принадлежность по словам [Петра] никак невозможно, так как около 1311 года «... один Литвин, бывший камерарием Короля Литовского [Витеня], находился в плену в замке Балга. Он под страхом смертной казни обещал передать замок Гарту [Гродно] в руки братьев ...». То есть Литвины были как в Жемайтии, так и в Рутении (Гродно для Петра была часть Руси) и отличались для [Петра] как от Русинов, так и от Жемайтов.

 

[Генрих], описывая крайнюю вражду между Лэттами (Латышами) и Литвинами, что уже удивительно – сейчас Латыши и Летувисы единственные представители Восточных Балтов, пишет, что «... Семигаллы, увидев, что он [предводитель Литвинов Свельгат] бьется в предсмертных судорогах, отрубили ему голову ...». Он же упоминает вождя Литвинов Визвальда, а также «... Варемара, главу Русинов в Вилиенде [в Эстонии], убил его со многими другими Русинами и Эстами ...». Вместе с тем [Генрих] за 1209 годом упоминает знатного человека из Смоленска: один рыцарь «... послан был с товарищами к Королю Полоцкому узнать, не согласится ли он на мир и не откроет ли Рижским купцам доступ в свои владения. Тот ... послал с ними Лудольфа, разумного и богатого человека из Смоленска [Smalenceke] ...».

 

По этим свидетельствам [Генриха] установить этническую принадлежность действующих персонажей по их имени не представляется возможным, так как в тексте «Хроники Ливонии» однотипные имена носят представители всех языческих этносов – Эстов, Лэттов, Семигалов, Литвинов и даже Русинов.

 

[Герман 5.12] свидетельствует, что весной 1377 года «... был взят в плен один боярин по имени Пекст, Трокский фохт Короля Литвинского [satrape nominee Pexte advocatus regis Keinctut in Trakken – наместник по имени Пекст защитник-представитель Короля Кейстута в Троках], гнусный презритель и мучитель плененных Христиан ...». Пекст языческое имя, также как и Кейстут, которое само по себе никак не указывает на этническую принадлежность.

Внутренние славяноязычные летописи изобилуют свидетельствами назначения Литовских наместников в средний и поздний периоды развития ВКЛ.

 

Напомним еще раз [Быховца]: «... И в то время княжил на Литве и в Руси Великий Князь Ольгерд, и Князь Федор Подольский, овладев Подольской землей, не хотел быть вместе с Подольской землей послушным великому князю Ольгерду ...». История не знает Жемайтского (Летувского) Князя Федора, который был назначен на Подолье Ольгердом, а позже отступился от него.

 

[ВКЛ] также упоминает языческое Балтское имя: Гедемин назначил наместником в Киеве (по более верной Евреиновскай версии) «... Князя Олгимонта Гольшанского, сына Голшина, Великого Князя Гольшанского ...». Но уже «... Князь Витовт послал вперед двух панов своих, Дмитрия и Данилу ...».

 

[Л и Ж] в 1475 году выводит Князем Киевским уже бесспорного Славянина: «... в том же году большая часть Князей, панов и шляхты Литовской, зажженные желанием отнять Подолье у Поляков, что до того на нескольких сеймах сделать не могли, постановили взять и поднести на Великое Княжество Литовское, Русское и Жемайтское Семена Олелковича, Князя Киевского, против Казимира, Короля Польского. А к тому были поводом Ян Гаштольт, воевода Виленский, тесть Князя Семена Юрий, Князь Острожский, Александр Судимонтович, наместник Полоцкий ...». В этой цитате мы видим, что «покоренные» Славяне Семен Олелкович, Юрий, Острожский, Александр Судимонтович, Ян Гаштольд названы Литовскими панами и ... они хотят избрать Великим Литовским Князем удельного Князя Киевского Семена Олелковича! И именно эти пятеро Славян были острием «большей части Князей, панов и шляхты Литовской», а это значит, что эта «большая часть» Литовской элиты тех лет также была Славянской – ну не могла же Летувская «большая часть» делегировать свои права «покоренным» Славянам в таком важнейшем деле, как выборе Великого Князя! В этом эпизоде никаким боком не помещается понятие «Семен Олелкович был ... Летувским (Жемайтским) ставленником» – это совершеннейший абсурд.

 

[Князей]: «... Он же [Витовт] схватил их всех, Князей Смоленских, и послал их в свою землю Литовскую, а сам пригород [Смоленска] сжег и много людей пленил, и все Княжество Смоленское взял себе, и наместника своего посадил, Князя Амонта да Василия Борейкова ...». Амонт Васильевич Борейков не совместим с Летувской национальностью ни в какие времена.

 

[Л и Ж] выводит Славянский мотив Литовских церемоний. Сразу после 1324 года: «... Гедемин, Великий Князь Литовский, назначив в Киеве наместника Миндовгова, и в других замках также старост своих посадил, вернулся до Литвы с великой гордостью и был принят всеми с великой радостью и большими поклонами, пением "Лада, лада" и труб длинных гудением ...». Под «наместником Миндовговым» здесь следует понимать просто «наместника Литвы», а вот слова «Лада, лада» свидетельствуют о Славянских традиционных формах приветственного церемониала, аналога знаменитому Римскому триумфу.

 

Обратим внимание и на следующий немаловажный момент. [Быховца] определяет этнос наместников только в том случае, когда этот этнос выходит за границы его основного летописания: «... на следующее лето [1411 года] Жемайты избили Немецких Прусских наместников, не желая больше быть в подчинении у Немцев ...». [Быховца] также определяет этнос в отношении Жемайтов: «... потому что Контовт был Жемайт ...». Во всех остальных случаях все действующие лица Литвы и Руси обозначаются только именами, то есть для ее автора само собой разумеющееся, какой этнос подразумевается под Русью и Литвой, и дополнительно называть его вовсе излишне.

 

Приведем все цитаты, так или иначе связанные с упоминанием Литовских наместников только на примере одного источника – [ВКЛ, 4]

 

Еще более прояснит ситуацию с «Летувскими наместниками» этнический состав высших должностных лиц ВКЛ, присутствовавших на официальных торжественных мероприятиях: [ВКЛ, 5]

Не можем не повториться и не выделить несколько мест из [ВКЛ], где четко говориться о Славянах как наместниках в Жемайтии: в 1535 году на Москву отправлялись войска, в том числе и «... пан Юрий Николаевич Радзивил, Староста Жемайтский, со всей землей Жемайтской ...», «... Год от Божьего рождения 1541. Умер пан Виленский и Гетман великий пан Юрий Николаевич Радзивил. Год от Божьего рождения 1545, январь. Умер пан Ян Николаевич Радзивил, Староста Жемайтский ...».

 

О том, что дела обстояли с точностью до наоборот, что Славяне ставили своих наместников на Летувские земли подтверждает и национальность высших должностных лиц – смотри раздел 15.3.

 

Из всего вышеизложенного вытекает и стереотипное ранговое место Жемайтии в стандартном титулярном написании: [ВКЛ, 6]

 

После всего приведенного материала из первоисточников не может не возникнуть вопрос: так кто же из Летувисов был наместником и где? Нигде нет никаких свидетельств этому, кроме одного: [Быховца-2 8] и [Быховца-2 9] повествует об удивительной и унизительной для Летувисов истории этого назначения.

 

Наместники встречаются и в судебных актовых книгах ВКЛ. Например, «Акты издаваемые Виленской археографической комиссией. Том 30. Акты Трокского подкоморного суда. Вильна. Типография «Русский почин» и А. Г. Сыркина. 1904» стр. 142: «... 1593 г. 2 октября. Справа его милости пана Ивана Бака наместника Трокского на границу имения Его Милости Шылянского». «Archiwum książąt Lubartowiczów Sanguszków w Sławucie (Архив Князей Любартовичей-Сангушко в Славуче). В 7 томах. Львов. 1887-1910», том 3 стр. 58, дело LXXXVIII: «... Альберт Нарбутович, наместник в Гозе [где-то на юге Летувы, современное неизвестно] и Ясвойни [где-то в Каунасском районе, современное неизвестно] ... благодаря щедрости Николая Николаевича Рашкониса, нашего секретаря и наместника в Шавлях [современный Шауляй] ...». Там же на стр. 76-77 в документе CIII среди подписантов документа «... подскарбий дворный, наместник Велонский пан Иван Андреевич ...». Велона она же Виелона или Велиона, местечко в Жемайтии. Там же на стр. 115, документ CXLIV писал наместник одного из местечек под Вильней Лежпуны пан Якуб Кунцевич. Там же стр. 281, документ CCXCV: «... Юхно Андреевич Никонович заместитель наместника своего Дубровенского ...», речь идет про Виленскую область.

 

В. Антипов

Минск, май 2013 год

dodontitikaka@mail.ru