ЭТО ПОДДЕРЖИВАЕМОЕ ЗЕРКАЛО САЙТА DODONTITIKAKA.NAROD.RU - NAROD.RU УМЕР
ТАК КАК СЕРВИС UCOZ ОЧЕНЬ ОГРАНИЧЕН, СТАТЬИ ПУБЛИКУЮТСЯ НА НЕСКОЛЬКИХ СТРАНИЦАХ
М. Ю. ЛЕРМОНТОВ, А. С. ПУШКИН,
А. МИЦКЕВИЧ, М. БОГДАНОВИЧ
КАК АБСОЛЮТНЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
БЕЛАРУСКОГО ЛИТВИНИЗМА
И РОССИЙСКОЙ ОККУПАЦИИ ВКЛ
ЧАСТЬ 1
Труды апологетов мировой словесности М. Ю. Лермонтова, А. С. Пушкина, А. Мицкевича и М. Богдановича еще ни разу не использовались в научном диспуте об историческом наследии Великого Княжества Литовского, во всяком случае, кроме разрозненных ссылок на отдельные их строки мы не встречали.
А жаль! Взгляд на эту проблему лиц не профессиональной политической ориентации очень важен, ведь они самым доступным образом, посредством лирики очень четко (и красиво) выразили устоявшиеся в их время стереотипные взгляды как Российского, так и Беларуского общества. В своих произведениях они передали потомкам не только красоту и изящество слога, но и терминологию своей эпохи с прикрепленными к этой терминологии понятиями.
В их трудах конкретно, недвусмысленно и объективно указано, что же подразумевалось под Литвой, кем были ее жители, и, что также важно, что же такое случилось с Великим Княжеством Литовским в 1794 году.
Отдельные их труды самым прямым образом могут рассматриваться как абсолютные, достаточные и необходимые доказательства Российской оккупации ВКЛ и Беларуского Литвинизма – единоличного права Беларусов на историческое наследие Великого Княжества Литовского.
И этот серьезнейший пробел, отсутствие тематической статьи на эту тему, мы спешим заполнить настоящим исследованием.
1. М. Ю. ЛЕРМОНТОВ, «ЛИТВИНКА», 1832 ГОД
[Рассказ об Арсении, гипотетичном Русском воине, в котором легко угадывается Русский богатырь из былин]
. . .
На ложе наслажденья и в бою
Провел Арсений молодость свою.
Когда звучал удар его меча
И красная являлась епанча,
Бежал татарин и бежал литвин;
И часто стоил войска он один!
Вся в ранах грудь отважного была,
И посреди морщин его чела,
Приличнейший наряд для всяких лет,
Краснел рубец, литовской сабли след!
. . .
[У Арсения жена и сын, но он из очередного похода привозит невольницу – Литвинку Клару и влюбляется в нее, жена с сыном уходят от него]
. . .
Печаль несчастной жертвы и закон —
Всё презирал для новой страсти он,
Для пленницы, литвинки молодой,
Для гордой девы из земли чужой.
В угодность ей, за пару сладких слов
Из хитрых уст, Арсений был готов
На жертву принести жену, детей,
Отчизну, душу — всё в угодность ей!
. . .
Теперь... где сын и мать? На месте их
Сидит литвинка, дочь степей чужих.
. . .
[Рассказ о Кларе как невольнице, сильно тоскующей по родной земле]
. . .
Она должна с покорностью немой
Любить того, кто грозною войной
Опустошил поля ее отцов;
. . .
[Клара притворяется, что любит Арсения]
. . .
И ложная улыбка, громкий смех,
Кроме ее, обманывают всех.
И, веря той улыбке, восхищен
Арсений, и литвинку обнял он, —
. . .
[Клара объясняет Арсению любовь к своей Отчизне]
. . .
Я не жила бы в тереме твоем.
Ты говоришь: он мой! — а что мне в нем?
Богатством дивным, гордой высотой
Очам он мил, но сердцу он чужой.
Здесь в роще воды чистые текут —
Но речку ту не Вилией зовут;
И ветер, здесь колеблющий траву,
Мне не приносит песни про Литву!
Нет! русский, я не верую любви!
Без милой воли что дары твои?»
. . .
[В дом Арсения ночью в бурю просятся два странника, их впускают, за ужином сидят Арсений, Клара и два путника]
. . .
Один из них еще во цвете лет,
Другой, согбенный жизнью, худ и сед,
И по речам заметно, что привык
Употреблять не русский он язык.
И младший гость по виду был смелей:
Он не сводил пронзительных очей
С литвинки молодой, и взор его
Для многих бы не значил ничего...
. . .
[После ужина все расходятся по своим покоям, Кларе не спиться, она с приходом путников чувствует тревогу. Всходит месяц]
. . .
Обрисовав литвинки юный лик,
В окно светлицы луч его проник
И, придавая чудный блеск стеклу,
Беспечно разыгрался на полу,
. . .
[Клара узнает в путниках своих соотечественников]
. . .
Несбыточным мечтаньям предана,
К окну склонившись, думает она:
В одной Литве так сладко лишь поют!
Туда, туда меня они зовут,
. . .
[На рассвете, убив старика-сторожа, путники убегают с Кларой. Арсений становится сам не свой. И вот война Литвы с Русью]
. . .
Против Литвы пошел великий князь.
Его дружины, местью воспалясь,
Грозят полям и рощам той страны,
Где загорится пламенник войны.
Желая защищать свои права,
Дрожит за вольность гордая Литва,
И клевы хищных птиц, и зуб волков
Скользят уж по костям ее сынов.
. . .
[Арсений присоединяется к Русскому войску]
. . .
И в русский стан, осенним, серым днем,
Явился раз, один, без слуг, пешком,
Боец, известный храбростью своей, —
И сделался предметом всех речей.
. . .
[Наступает время решающей битвы]
. . .
Вдоль по реке с бегущею волной
Разносит ветер бранный шум и вой!
В широком поле цвет своих дружин
Свели сегодня русский и литвин.
. . .
[Арсений вступает в бой и решает исход битвы в пользу Руси, и враг валится...]
. . .
С запекшеюся кровью на устах,
Упал с ним рядом. Обнял тайный страх
Сынов Литвы: ослушные кони
Браздам не верят! Тщетно бы они
Хотели вновь победу удержать:
Их гонят, бьют, они должны бежать!
Но даже в бегстве, обратясь назад,
Они ударов тяжких сыплют град.
. . .
[Но Арсения не интересует победа, не интересуют «кучи мертвецов», он все это делает, чтобы забыть Клару. Он вырывается вперед и оказывается посреди Литовского войска, готовится к смерти. Клара узнает Арсения]
. . .
Она сказала: «Воины! вперед!
Надежды нет, покуда не падет
Надменный этот русский! Перед ним
Они бегут — но мы не побежим.
. . .
[Три копья сражают Арсения. Дом Арсения опустел. Об Арсении никто не вспоминает кроме одной старой монахини. Она, будучи молодой, его сильно любила, но он ее отвергнул]
2. А. С. ПУШКИН, «КЛЕВЕТНИКАМ РОССИИ», 1832 ГОД
. . .
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях, иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? вот вопрос.
. . .
3. А. С. ПУШКИН, «БОРИС ГОДУНОВ», 1825 ГОД
. . .
Краков, дом Вешневецкого
Самозванец
Товарищи! мы выступаем завтра
Из Кракова. Я, Мнишек, у тебя
Остановлюсь в Самборе на три дня.
Я знаю: твой гостеприимный замок
И пышностью блистает благородной
И славится хозяйкой молодой. —
Прелестную Марину я надеюсь
Увидеть там. А вы, мои друзья,
Литва и Русь, вы, братские знамена
Поднявшие на общего врага,
На моего коварного злодея,
Сыны славян, я скоро поведу
В желанный бой дружины ваши грозны. —
Но между вас я вижу новы лица.
. . .
4. А. МИЦКЕВИЧ, «СВИТЯЗЬ», 1820 ГОД
[Чтобы узнать тайны озера Свитязь рыбаки забрасывают огромный невод, невод вылавливает прекрасную деву, которая им повествует о прекрасной мирной поре]
. . .
Кругом леса в ту пору не росли,
Желтела на полях пшеница,
И Новогрудок виден был вдали -
Литвы цветущая столица.
. . .
[Но напал враг на прекрасные места]
. . .
Но русский царь войной пошел на нас,
И осадил он град Мендога.
И обуяла в этот грозный час
Литву великая тревога.
Кричат: «Скорей ворота на запор!
Спасите! Русь валит за нами!
Пусть лучше смерть, но только не позор!
Убьем, убьем друг друга сами!»
. . .
[Погибающие от рук завоевателя просят Бога забрать их, чтобы только не оказаться у них в плену, и Бог превращает побежденных в цветы]
. . .
То был царю и всем врагам урок:
Победу празднуя над нами,
Иной из них хотел сплести венок,
Иной - украсить шлем цветами.
Но лишь к цветам притронулись они,
Свершилось чудо правой мести:
В недуге страшном скорчились одни,
Других застигла смерть на месте.
. . .
5. М. БОГДАНОВИЧ, «ПАГОНЯ», 1915 ГОД
Толькі ў сэрцы трывожным пачую
За Краіну радзімую жах,
Ўспомню Вострую Браму сьвятую
І ваякаў на грозных канях.
Ў белай пене праносяцца коні,
Рвуцца, мкнуцца і цяжка хрыпяць:
Старадаўняй Літоўскай Пагоні
Не разьбіць, не спыніць, не стрымаць.
. . .
Маці родная, Маці-Краіна,
Не усьцішыцца гэтакі боль!..
Ты прабач, Ты прыймі свайго сына,
За Цябе яму ўмерці дазволь.
Ўсё лятуць і лятуць тыя коні,
Срэбнай збруяй далёка грымяць…
Старадаўняй Літоўскай Пагоні
Не разьбіць, не спыніць, не стрымаць.
. . .
6. ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Литературные произведения интересны и важны тем, что они, во-первых, рассчитаны на все слои населения, и, во-вторых, по определению вынуждены использовать общепринятые стереотипные термины и понятия, чтобы быть понятыми читателями. Это профессионалы-историки могут позволить себе профессиональную терминологию, так как круг обозревателей их сочинений довольно узок. Но тем-то и хороша литература, что для достижения цели привлечь к себе как можно большее число читателей поэты и писатели вынуждены использовать в своих повествованиях некие стереотипные штампы, которые понятны всем.
Во все времена существовала базовая общепринятая система терминов, на ее основе строилась человеческая логика, развивались события. Такими важнейшими базовыми стереотипными понятиями являлись системы географических и этнических названий, и литературные произведения доносят до нас эти системы без изменений, такими, какими они являлись на самом деле на момент написания литературного произведения. И достаточно одного - двух таких произведений чтобы выявить эти системы, так как автор, уже использовавший эту систему терминов однажды, совершенно очевидно использовал бы ее точно также и в других своих сочинениях, если это потребовалось бы.
Итак, в приведенных выше трудах:
— затрагивается период с 1820 по 1836 годы;
— затрагиваются две страны, Российская Империя и Великое Княжество Литовское.
6.1. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1. В литературных произведениях мы встречаем общепринятые на момент создания этого литературного произведения стереотипные представления об устоявшихся терминах и понятиях, так как литераторы обязаны были использовать общепринятые в их время базовые системы терминов и понятий.
2. В анализируемых литературных произведениях М. Ю. Лермонтова, А. С. Пушкина и А. Мицкевича мы имеем общепринятую на начало 19 века систему географических и этнических терминов по отношению к Литве (Великому Княжеству Литовскому) по обе стороны ее западной границы.
7. ЛИТВА = ЛИТВИН = ЛИТВИНКА = ЛИТОВСКИЙ
Очень и очень трудно выводить совершенно очевидные факты, которые следуют из «Литвинки» М. Ю. Лермонтова, но сделаем это для тех, кто принципиально не желает ничего видеть.
Это тождество прямо вытекает из логической цепочки таких цитат: «Бежал татарин и бежал литвин [от Арсения бежали враги, которые оставили на его теле следы] краснел рубец, литовской сабли след», «[Арсений] литвинку обнял [которая ему тут же говорит о том, что здешний ветер] не приносит песни про Литву [о которой она скучает]», «[месяц, обрисовав] литвинки юный лик [которая, стоя у окна] думает она: в одной Литве так сладко лишь поют», «Против Литвы пошел великий [Русский] князь [как следствие] дрожит за вольность гордая Литва [и в решающей битве] в широком поле цвет своих дружин свели сегодня русский и литвин [но, в конце концов] обнял тайный страх сынов Литвы».
Ну, уж что может быть яснее!
А теперь выделим усиливающие мысли, которые не должны быть утеряны ни в коем случае, но которые могут быть не замечены при беглом прочтении.
7.1. ПЕРВОЕ
Название поэмы является определяющим и относится к тем атрибутам, которые обязаны полностью соблюдать правильность как фонетической, так и смысловой нагрузки. И если для соблюдения рифмы и стилистики возникает необходимость что-то менять, то это ни в коем случае не делают в названии, это делают в тексте.
Так, в качестве примера приведем очевидный огрех этой же поэмы, где на алтарь рифмы ложатся правила ударения:
... Сынов Литвы: ослушные кони
Браздам не верят! Тщетно бы они ...
Теперь представим, что «ослу’шные кони’» были вынесены в качестве заголовка. Мы открываем поэму, читаем заглавие, и ... просто отбрасываем ее в сторону – если название такое, то что же твориться в тексте! Далее без дополнительных объяснений: отдельные огрехи допустимы в тексте, если без них никак нельзя, но в названии – ни в коем случае!
Итак, мы имеем название поэмы «Литвинка», а не «Литовка», и это название признается нами как бесспорно истинное – так, и только так во времена М. Ю. Лермонтова называли представительниц Литвы, Великого Княжества Литовского. Написав неправильно, М. Ю. Лермонотов наверняка навлек бы на себя ненужный огонь дополнительной критики, и это тоже бесспорный факт.
7.2. ВТОРОЕ
Из существительных Литвин и Литвинка М. Ю. Лермонтов выводит прилагательное Литовский, а не Литвинский, хотя помех этому согласно стилистики Русского языка нет абсолютно никаких:
... Приличнейший наряд для всяких лет,
Краснел рубец, литовской сабли след! ...
или
Краснел рубец, литвинской сабли след! ...
Но, при отсутствии всяких этому помех, М. Ю. Лермонтов выбрал в качестве производного от существительного «Литвин» прилагательное «Литовский», а не «Литвинский». И это нами признается как бесспорная истина – таким и только таким образом в начале 19 века образовывались все прилагательные от существительных «Литва», «Литвин» и «Литвинка».
7.3. ТРЕТЬЕ
И, самое главное, как вывод из первых двух акцентов: если кто из современников будет выводить прилагательное «Литовский» от современного «Литовец» или «Литовка», то это совершенно неправильно.
Если применять принципы словообразования к новейшей истории, то есть после 1918 года, когда Республика Летува полностью оккупировала за собой само понятие «Литва», то тогда должна применяться следующая схема: «Летува» = «Летувис» = «Летувка» = «Летувский». Это прямо вытекает из самого Летувского языка, самоопределившего свою страну как «Lietuva», где «i» не читается и корректная фонетическая гамма названия страны звучит как «Летува».
На самом деле, как это здесь доказано, прилагательное «Литовский» исторически выводилось от существительных «Литвин» и «Литвинка», когда базовое понятие «Литва» распространялось на территорию современной Республики Беларусь и ее жители самоидентифицировались как «Литвин» и «Литвинка».
7.4. ЧЕТВЕРТОЕ
М. Ю. Лермонтов, пожалуй, единственный поэт, который в силу задуманного сюжета прямо и неоднократно называет национальность жителей Литвы, в других произведениях Российских классиков этого отыскать не удалось. Но на примере М. Ю. Лермонтова можно заключить, что если бы возникла такая необходимость, мы в их текстах встретили те же самые стереотипные для первой половины 19 века «Литвин» и «Литвинка».
Тот же А. С. Пушкин ни разу не назвал национальность жителей Литвы в своем «Борисе Годунове», он обходился только теми же штампами своего времени – «Литва» и «Литовский». Например:
Москва, дом Шуйского
. . .
Пушкин
Его сам Пушкин видел,
Как приезжал впервой он во дворец
И сквозь ряды литовских панов прямо
Шел в тайную палату короля.
. . .
Но если бы у А. С. Пушкина возникла необходимость назвать «Литовских панов» по национальности, он, без сомнений, наверняка бы сделал это также, как это сделал М. Ю. Лермонтов – стереотипно и общепринято для своего времени (Литовские паны, себя Литвинами зовя, рядами стройными стояли, тяжелым взглядом провожая в палату тайную со свитой Самозванца).
7.5. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1. Словообразовательная схема от базового термина «Литва» выглядит следующим образом:
— исторически сложившаяся, когда под Литвой понимали современную Республику Беларусь: «Литва» = «Литвин» = «Литвинка» = «Литовский»;
— в новейшей истории, когда под Литвой понимают современную Республику Летуву: «Летува» = «Летувис» = «Летувка» = «Летувский».
2. Если в историческом документе как минимум до середины 19 века встречается прилагательное «Литовский», то это прилагательное:
— относится исключительно к территории современной Республики Беларусь с Виленщиной как ее этнической составной части и ее жителям;
— не имеет никакого отношения к территории современной Республики Летува без Виленщины.
3. Когда исторический документ писал «Литовский», то он подразумевал «Литву» «Литвинов» и «Литвинок», а не «Летуву» «Летувисов» и «Летувок».
ПРОДОЛЖЕНИЕ ВО ВТОРОЙ ЧАСТИ
В. Антипов
Минск, октябрь 2011 год
dodontitikaka@mail.ru