Иными словами, Жемайтский словарный запас составителей обоих хроник был ограничен буквально несколькими словами, что вполне объяснимо: Жемайтия входила в состав ВКЛ и Жемайтская речь звучала на ее территориях, ее слышали летописцы и считанными вкраплениями разбавляли Славянское летописание. Все становится совершенно объяснимым, если вспомнить, что действие происходит на Жемайтской территории, которую Гедемин отвоевывал у Немцев и «мужики, с лесов выходившие», являлись Жемайтами. И, даже, несмотря на то, что Жемайтская речь в этом историческом эпизоде должна была звучать повсеместно, ее никто не знал, и она не переходила в повествование, ею просто-напросто абсолютно не пользовались в официальном документообороте тех времен. А из этого вывод только один – Жемайтский язык в ВКЛ был третьеразрядным: если бы роль Жемайтского языка была больше, то и встречаемость Жемайтских слов в хрониках была бы соответственно выше.

 

Это подтверждает аналогичный элемент, описывающий Татар при Ворскле в августе 1399 года: «... Кони ржат, "алла, алла" Татары кричат, а наши Христиане и Литва, саблями и ручной стрельбой побивая их, вопят: "Господи помогай" ...». Автор наверняка сталкивался в своей жизни с Татарами, но их не употребляемого языка совершенно не знал, на слуху было только одно слово, которое он счет нужным вставить в летопись.

 

Таким образом, автор «Хроники Литовской и Жемайтской» совершенно не владел ни Татарским, ни Жемайтским языком, что также свидетельствует о незначительной роли этих языков в жизни ВКЛ.

 

Цитата 3, сразу после 1324 года: «... Гедемин, Великий Князь Литовский, назначив в Киеве наместника Мендовгова, и в других замках также старост своих посадил, вернулся до Литвы с великой гордостью и был принят всеми с великой радостью и большими поклонами, пением "Лада, лада" и труб длинных гудением ...». Аналогичная цитата в летописи была во времена Войшелка (см. выше), объяснения те же. Слово Ладо-Лада является исключительно славянским, ничего общего в Летувской лексике нет ни по смыслу, ни по звучанию. Употребление этого слова в столь торжественный момент встречи Гедемина после завоевания им Киева говорит о том, что это славянское слово означало традиционную вершину восхваления и почестей, принятую при дворе Великих Князей Литовских. И эту славянскую традицию принимало все высшее руководство ВКЛ со времен как минимум Войшелка до Гедемина, а это уже отрицает всякое Жемайтское начало Великих Князей Литовских.

 

Цитата 4, 1323 год (об основании Вильни): «... [Для] верхнего замка на Турей горе измерил место. Нижний замок на горе Свинторога, в то время Кривой долиной названный, где река Вильня [Виленка] в Вилию впадает, сделал из дерева, с вынесенными башнями и отделкой очень дорогой, а закончив оба замка, назвал [город] Вильней от Вильни реки ...». Это четкое указание на то, что реки Вилия и Виленка происходят именно от славянского слова «вилять», то есть кривая. На это четко указывает написанное по-славянски «Кривая долина», которая, без сомнения, произошла от «вилятой-кривой» реки, так как эти понятия между собой сцеплены прямой следственно-причинной связью: если река кривая, то и долина кривая, если река прямая, то и долина прямая. И, раз сам Великий Князь Гедемин согласился с тем, что название его новой столицы будет происходить от славянского начала «вилятый-кривой» и это его ничуть не смутило, значит, Гедемин не только не стеснялся славянского языка, но выделял его над другими. Особо подчеркнем, что такие важнейшие слова Гедемина, как название своей столицы, все летописцы передали бы без малейших изменений, то есть, раз написано в летописи «Вильня», значит так произнес сам Гедемин, а не как иначе. По этой причине не о каком «Вильнюсе» речи идти не может по базовым понятиям человеческой логики.

 

Цитата 5, 1322 год: «... А когда Гедемин сон тот свой Лиздейке рассказал, то тот ему так его истолковал, правильно и правдиво говоря: "Князь Великий Гедемин и господин мой! Волк тот, который виделся как будто из железа скованный, то значит, что на том сжигалище будет главный замок, и главный город твоих владений ..."». Это прямое свидетельство того, как Великий Князь Гедемин говорил по-славянски со своим языческим жрецом Лиздейкой. Совершенно невообразимо представить, что некто эти слова слышал на Жемайтском языке, затем перевел, затем написал это по-славянски с тем, чтобы ввести в заблуждение весь мир. Теорию с переводом с Жемайтского опровергает факт, что имя Лиздейки написано исключительно в славянской трактовке, а не в Жемайтской – Лиздейскас. То есть гипотетический славяноязычный переводчик ни в коем случае не стал бы коверкать имена собственные лиц, так близко расположенных к Великому Князю Гедемину (опасно для жизни), и в его переводе мы бы тогда читали только Лиздейскас.

 

Цитата 2, тогда же днем позже: «... Пришел Дмитрий [Боброк] Волынец к Князю [Великому Московскому Дмитрию], говоря: "Хочу я, о Великий Князь, испробовать приметы мои, только ты сам выедь со мной на поле Куликово" ...».

 

Хотя рассказ о Куликовской битве является совершенно недостоверным (смотри отдельную главу), этот рассказ в точности передает нам стереотипное представление о языковой культуре высшего руководства как Московии, так и Литвы. Итак, мы видим, что Русин Дмитрий Боброк-Волынец был воеводой в Литовском войске. На каком языке он общался с этим войском? Да на том же, на каком он обратился к Великому Князю Московскому Дмитрию – на славянском (на старорусском, на старобеларуском – не важно). Совершенно невозможно представить, что он владел двумя языками – общепринятым славянским и нигде не применимым Жемайтским.

 

Цитата 2,. около 1370 года: «... A потом Ольгерд из Витебска с женой своей поехал до Вильни, где вышли навстречу ему все подданные, плеская руками, и пели "Ладо, ладо" ...». Третье упоминание сугубо славянского заздравного клича с той же целью показать читателям славянское начало Литовского Великого Князя Ольгерда. Будь он Жемайтом по национальности такая хвала была бы просто-напросто неприемлемой и невозможной.

 

Цитата 2, при ставленнике Ягайло Скиргайло, около 1390 года: «... Много знатных рыцарей в той битве со стороны Скиргайло и знатных господ полегло, среди которых наизнатнейшие были: Глеб Святославович, Князь Смоленский, Семен Князь Евнутович Заславский, Князь Глеб Константинович Чорторийский, Князь Иван Львович и других немало господ Литовских великого роду ...». Здесь легко обойтись без комментариев: все перечисленные Литовские знатные особы могли изъясняться между собой только по-славянски, все они вряд ли вообще знали хоть несколько слов по-жемайтски.

 

Цитата 2, около 1397 года: «... Был некий в Киеве монах Фома с Афонской горы и был наместником Митрополита в святой Софии [Киевской]. Тот монах просил Князя Скиргайло на прием ко двору Митрополита, на котором тот монах подал Князю Скиргайло в напитке отраву ...». Вопрос из той же плоскости: на каком языке мог Скиргайло, сын Ольгерда, общаться с высшим православным духовенством Великого Княжества Литовского? Неужели все православное руководство страны для этого изучило Жемайтский-Летувскийц язык? Ответ очевиден: конечно нет, все общались по-славянски.

 

Цитата 3, около 1391 года: «... A когда еще был перед этим Витовт в Пруссии, пришли к нему послы от Великого Князя Московского Василия Дмитриевича, прося, чтобы дал дочь свою Софию ему в жены ...». На каком языке происходил этот процесс сватовства? Ну никак не на Жемайтско-Летувском, кто это утверждает не может быть назван адекватным человеком!

 

Цитата 4, около 1398 года: «... Василий, Великий Князь Московский, зять Витовта ... приехал к нему до Смоленска, кланяясь ему как тестю и поздравляя, ... к которому Витовт спешно за миль десять войска 10 000 украшенного с Князьями и панами Литовскими послал, потом сам за милю выехав, встречал его. И так, обнявшись, плакали от радости и ехали до Смоленска, там, когда уже во дворец замковый въезжали, дано было из пушек огромных картечи, огня на часа два и больше беспрестанной стрельбы. И так Витовт уважительно с великой радостью его принял и долгий час, несколько недель, от души его принимал, там же перемирие между собой и государствами своими подтвердили и против Тимуркутлая, Царя Татарского, вместе воевать постановили ...». Итак, несколько недель Великие Князья Московский и Литовский пировали и вели переговоры. На каком языке общались они сами и все их многочисленные подданные, на каком языке были установлены перечисленные государственные договоренности? Естественно, только на славянском, если мы ответим, что на Жемайтско-Летувском, то нас читатели тут же сочтут за сумасшедших.

 

Цитата 4, в августе 1399 года, битва при Ворскле: «... [Витовт] послал Спытко, воеводу Краковского, к татарам на переговоры о мире, на что татары тут же согласились, но у наших молодых господ Русских была охота к бою. Ругали старых, говоря: "Мы хотим биться, а не мириться. Биться, биться мы пришли". Хотели поесть всех татар, и их бахвальство победило. Сабли в руках голые держа, вопили: "Биться!". A Витовт до них такими словами веселой речью говорил: "С уважением вижу вашего рыцарства отвагу, и до боя смелость, и отважное сердце, только сполна мужество свое покажете, а я вас не выдам" ...». Тот же риторический вопрос: на каком языке обратился к Русским воинам Литовский Князь Витовт? Ответ очевиден: на том же, на каком и записана эта речь, на славянском.

 

Цитата 5, в августе 1399 года, битва при Ворскле: «... Кони ржат, "алла, алла" Татары кричат, а наши Христиане и Литва, саблями и ручной стрельбой побивая их, вопят: "Господи, помогай" ...». Здесь мы видим следующее. Литва противопоставляется Христианам, то есть Литва в 1399 году хрестоматийно считалась языческой. Вместе с тем Литва, как и союзный ей Христианский мир, говорила на одном и том же языке. Под Христианами в контексте повествования автор понимает Русь и Польшу, это легко доказывается при прочтении всего отрывка про события на Ворскле в 1399 году. Это одна из самых важнейших ссылок, которая, во-первых, прямо указывает на славянский язык Литвы, во-вторых, дает четкое стереотипное представление о Литве как славянской нации, в-третьих, ставит ее союзницей Христианского мира. Как же такие доказательства можно было не видеть ранее!

 

Цитата 6, Уния Литвы с Польшей от 1401 года: «... Тогда один Литвин (в оригинале "Теды один литвин"), стоя в костеле, крикнул голосом великим: "Милостивый Король, неправду тот каплан поведывает, что свет имел быть сотворен. Он же человек молодой, а мы далеко есть его старше, а того однако не помним. А он говорит, сам не знает что". A Король на то усмехнулся, уважил, так ему сказав: "Поведывает тот каплан то, что за его памятью стало, за несколько тысяч лет перед его рождением, то все Господь Бог сотворил, и есть то написано, что этот каплан и мы вместе читаем. Так и теперь что за твоей памятью делается, будет то записано, и будут твои дети, и внуки, и правнуки, и последующие после нас всех роды читать". И так тот Литвин пришел к памяти и утих, больше не кричал ...». В данном контексте под Литвином понимается титульная нация Литвы, ее основной этнос и ничего другого. Это еще одна наиважнейшая цитата, которая также, во-первых, прямо указывает на славянский язык Литвинов, во-вторых, дает четкое стереотипное представление о Литве как славянской нации, в-третьих, речь Литвина понятна Королю Ягайло и Польскому Каплану. То есть Ягайло, уроженец Литвы и Литвин по национальности, прекрасно понимал и сам говорил по-славянски. Такие цитаты ни в коем случае нельзя опускать, это сильнейшее доказательное оружие!

 

Цитата 7, около 1407 года: «... И так по уговору съехались [Василий] с Витовтом над реку Угру, но Андрей Литвин крикнул: "Не мири, Витовт, не мири, уважь речь мою, мы с Москвой еще не бились". И оттого Немирой тот Андрей был назван, и оттуда размножился славный дом Немиров ...». Еще одна архиважная цитата, которая сама по себе является прямым доказательством, во-первых, славянского начала Литвинов, во-вторых, славянского начала Великих Князей Литовских, в-третьих, стереотипного представления о Литве как славянской нации. Особо подчеркнем, что Литвин Андрей обращается к Литвину Витовту по-славянски в прямой беседе, где можно говорить на родном языке, не ломая комедию с иностранными языками. И этот диалог доказывает, что славянский язык был родным языком в Литве. Заметим, что Андрей без боязни обращается к Витовту по-славянски, и Витовт не только не возмущается, а принимает его доводы. Какие могут быть после этого аргументы в пользу Жемайтско-Летувского начала Литвы?

 

Цитата 8, июля 1410 года: «... И тогда [магистр] послов прислал к Королю [Ягайло] на лошадях космоногих и куцых, скачущих в доспехах дощатых, едва двигающихся, [и послы] говорили Королю: "Король Польский! Магистр наш тебя с братом твоим Витовтом поздравляет и по этой причине два меча вам через нас посылает ... ". Король на те мечи сказал: "У меня достаточно мечей и доспехов достаточно, однако за тот дар я с братом своим вашему магистру благодарствуем ...». На первый взгляд, цитата кажется абсолютно нейтральной, потому что абсолютно непонятно, на каком языке общались Немецкий посол с Литвином Ягайло. Но давайте поставим вопрос так: расставим по ранжиру вероятность использования всех возможных языков общения и посмотрим, какой из них будет на последнем месте – Латинский, Немецкий, Славянский, Жемайтский. Ответ очевиден: вероятность использования в этих переговорах Жемайтского-Летувского языка равна нулю.

 

Цитата 9, 1413 год, Гродненская Уния: «... Там Король Ягайло с братом Витовтом перемирие и объединение тех двух народов, Польского и Литовского, обновили и подтвердили. Там же Король выдал той только шляхте Литовской и Русской, которые были христианами, вольности, слободы и гербы ...». Бросается в глаза, что на таком мероприятии, как Союзный Договор двух держав, именующийся Унией, ни слова не говорится про Жемайтию. Поэтому совершенно очевидно, что на Гродненском Сейме 1413 года, когда заключалась очередная Уния ВКЛ и Польши, на Жемайтском-Летувском языке точно не говорили и ничего не подписывали. Жемайтию вообще не упоминали, о каком-таком Жемайтском-Летувском языке может идти речь?

 

Цитата 2, около 1492 года: «... [Перед смертью Казимир 4 Ягеллон] панов Литовских с плачем просил, чтобы на Великое Княжество Литовское взяли сына его Александра, на что паны Литовские согласились, зная и помня об его честном деле и милости к себе. Панов же Коронных просил, чтобы Яна Ольбрехта, другого сына его, на Королевство Польское короновали, а Владислава Венграм и Чехам дали Королем ...». Приведенная цитата нами также относится к достаточной для доказательства славянского начинания Великих Князей Литовских. Речь идет о завещании Казимира 4 Ягеллона, сын пришедшего из Литвы Великого Князя Литовского и Короля Польского Ягайло. В завещании он просит об избрании его трех сыновей на высшие государственные должности в трех славянских странах – Польше, Литве и Чехии. Возникает резонный вопрос, как могут лица, не говорящие по-славянски и не имея славянского начала, претендовать на эти должности? Конечно, таких случаев история знает немало, на том же Польском престоле были представители Франции и Швеции, но это были, скорее, исключения из правил. Иноязычные иноплеменные короли никогда у подданных не пользовались уважением. Опять все встает на свои места, если принять, что под Литвой в те времена понимали современную славянскую Беларусь, и ее выходец Ягайло дал славянскую династию Ягеллонов, говорившую по-славянски и имевшую число славянские корни. В случае признания Жемайтского начала Казимира 4 Ягеллона и его детей мы приходим к абсурдной мысли – династия Ягеллонов не имеет ничего совместимого с Польшей, так их обожествляющих! Давайте спросим у Поляков – правда, что все Ягеллоны не были славянами, а были Жемайтами и правили Польшей целых 186 лет! Авторам этих строк невероятно интересно, что же и в какой форме выскажут Польские историки, ибо мы сами боимся задавать им подобные вопросы...

 

Цитата 2, около 1493 года, переговоры послов Великого Князя Литовского Александра с Царем Иваном Грозным: «... Сам царь [Иван Грозный] и Великий Князь Московский у стола своего, вспомнивши подарки, пил ремонию за здоровье Великого Князя Литовского Александра, a, выпив, сказал: "Чем те подарки могли отдаться? " Вставши, послы челом ударили низко, как Царю, и говорили: "Те подарки потребуют великой вашей Царской [милости] иметь приязнь Великому нашему Князю, Королевичу Польскому Александру". [Иван Грозный] говорил: "Ему не откажу". A послы, второй раз поклонившись, говорили: "Наш Великий Князь не имеет отца, а посему просит, чтобы его твоя Царская милость, принял его и был ему вторым отцом, отдав ему дочь свою Елену в жены, в которую он влюблен". "До утра то,  - говорил [Иван Грозный], - а теперь прошу, будьте веселы в палатах наших". То сказав, встал и вышел в свой дворец, приказав, чтобы Великие Бояре послов чествовали, а потом удовлетворенных послов отправили до господ их. И назавтра рано послы, встав, ехали до соборной церкви на службу Божественную, которую сам Митрополит Московской отправлял, а после службы Божественной за Царем шли послы, спрошенные через Бояр и думного дьяка Царского, который, когда шли, спрашивал: "Как себя чувствуют после вчерашнего". Благодарили послы с низким поклоном, говоря: "Князь наш Великий Литовский челом бьет о Елене, дочери вашей Царской, и это все для вернейшего вечного помощника на каждого неприятеля вашего Царского [Величества] всегда будучи готовым". A он, заплакавши, говорил: "Очень так это Богу понравилось, воля Господняя да будет". За что били челом до земли послы Царю и после того проводили послов от Царя, и Митрополит Московский просил их на кушанье к себе, а там хлебосольно их чествовал. А после обеда, поклонившись, отъехали. На третий день вновь сказано послам к Царю ехать, по которых пришла свита Царская. Усевшись, поехали, а там, скоро приехав, взял Царь двух старших послов Литовских за руки и Митрополит Московский с ними, ввел их в покои свои, все из золота стенами обитыми, а потом проводил до того покоя, где Царица была. И там, придя, пали на землю послы, кланяясь ей от Великого Князя своего Литовского, прося о пане в жены дочь ее. говорила: "Еще Бог повелит. То есть дело Царя моего" ... Говорил Князь Московский: "И вправду Королевич Польский", и говорил: "Мне рисованный в покоях пусть будет, а тебе, дочь моя Елена, живой Великий Князь Литовский пожизненным приятелем есть". То сказав, благословил ее ...».

 

Автор показывает свою безграмотность, так как правление Александра началось на 41 год раньше и его не было в живых, когда Иван Грозный объявил себя Царем. На самом деле речь идет об отце Ивана Грозного Василии, то есть Елена, действительная жена Александра – сестра Ивана Грозного.

 

Итак, мы видим послов Литовских, говорящих с Московским правителем, его боярами и дьяками, Митрополитом Московским и правительницей Московской. Конечно, этот язык общения только славянский и никакой другой. Здесь же можно согласиться, что послы любого государства обязаны знать язык той страны, в которую едут. Поэтому приведенный элемент, на первый взгляд, теряет всякий смысл – родного языка Литовских послов он не раскрывает.

 

Но посмотрим на это с другой точки зрения: на каком языке собирались говорить в домашнем кругу Великий Князь Литовский Александр и его жена Елена – дочь Великого Князя Московского Василия? Ну уж точно не на Жемайтском!

 

Цитата 3, около 1493 года, около Вильни: «... И тогда вся Литва крикнула: "Аллилуйя, аллилуйя Богу небесному за такой великий дар его, за такую панну Монарха Московского, которую дал нам за государыню иметь. Пусть живет Великий Князь и пан наш долгие года с ней, нами правя ". Это сказав, дали огня с мушкетов и пошли по домам своим ...». Опять нам, во-первых, буквально цитируют славянский язык Литвы, и, во-вторых, дают стереотипное представление о Литве как славянском народе. Уже одна эта цитата является бесспорным доказательством славянского начала Литвы, то есть под Литвой подразумевалась современная Беларусь.

 

Цитата 4, около 1499 года, война с Москвой: «... Александр, Великий Князь Литовский, ... собрав войско Литовское, послал с ним гетмана своего, князя Константина Ивановича Отрожского и с ним Князей, панов и бояр Литовских и Русских много ... Увидев Москва, что войско Литовское малое, тут же выскочили до Литвы, а, подбежав близко, поразили их наголову. Там же поймали князя Константина Острожского, Литовского гетмана Стефана Григорьевича Оскина, маршалка Литовора Хребтовича, Миколая Юревича, Миколая Глебовича, Миколая Зеновича, Ивана Якимовича, Федора Немиру, Богдана Масковича, и отправлены все в плен ...». Здесь нам перечисляют высшее командование Литовского войска. Как видно, ни одного Жемайта-Летувиса среди пленных не значится, все они – Литвины-Беларусы. Эту цитату также можно отнести к прямым доказательствам того, что под Литвой понимали исключительно славянские земли современной Беларуси.

 

Цитата 5, около 1506 года: «... [Татар] били и мордовали, и всех наголову поразили. А гетманом над Литвой той в то время был Князь Михаил Глинский ...». Логическое продолжение прежней цитаты – снова во главе Литовского войска не Жемайтец-Летувис, а Литвин-Беларус. Такое просто невозможно, если принять за основу версию о титульной нации ВКЛ Жемайтов-Летувисов, но это становиться совершенно логичным, если за титульную нацию ВКЛ принять Литвинов-Беларусов. На это указывает стилистика написания имени Николай – оно пишется исключительно по-беларуски – через букву М.

 

Цитата 2, около 1506 года: «... В том же [1506] году в Литве великие разногласия стали между Михаилом Глинским и Яном Забережинским ... A перед этим взятием Глинского по поводу Яна Забережанского, маршалка Великого Княжества Литовского, оказалось, что Глинский просил Короля, чтобы и с Забержанским и с ним спор разрешил ... Король, видя дело серьезное между двумя великими противниками, все делал проволочки, полагая, что придут к согласию сами. Но Глинский, видя, что Король дело между ними затягивает с умыслом или же противоположной стороне больше фаворизирует, великим гневом побужденный, Короля увидев, сказал: "Покушусь, Король, на такое дело, которое тебе и мне потом будет жалостная" ...». Во-первых, мы видим, что в 1506 году могущественнейшими людьми в ВКЛ были славяне Глинский и Забережанский, один маршалок ВКЛ, второй гетман ВКЛ. Во-вторых, Глинский обращается к Сигизмунду Старому по-славянски. Снова о Жемайтах-Летувисах ни слова, снова главными героями выступают Литвины-Беларусы.

 

Цитата 3, около 1509 года: «... Потом Король [Польский Сигизмунд Старый] пришел к согласию с Панами Коронными и Литовскими, чтобы Константина Острожского, Гетмана Литовского, и Миколая Фирлея из Домбровиц, Гетмана Польского, на завоевание земли Московской послать ...». Очередное подтверждение, что в Речи Посполитой союзными войсками командовали славяне Литвин и Поляк.

В. Антипов

 

Минск, октябрь 2011 год.

 

dodontitikaka@mail.ru